— Миссис Фэнг верит, что произошла от женщины-воина, — сказал Фрост. — Думаете, это очередная семейная выдумка?
— Я думаю, это то, о чем рассказали ей родители. И отдали меч, чтобы доказать это.
— Значит, это неправда. Насчет генерала Васи.
— Все возможно, детектив Фрост. Вы можете оказаться потомком короля Артура и Вильгельма Завоевателя. Если это важно для вас, если помогает проживать жизнь день за днем, то продолжайте в это верить. Потому что семейная мифология имеет для нас гораздо большее значение, нежели правда. Она помогает нам справляться с незначительностью собственной жизни.
Джейн фыркнула.
— Вся моя семейная мифология состоит в том, сколько пива дядя Лу может выпить за один присест.
— Сомневаюсь, что вы слышали только об этом, — сказал доктор Черри.
— Еще я слышала, что моя прабабушка промучилась всю свадьбу с пищевым отравлением.
Доктор Черри улыбнулся.
— Я говорю о героях. В вашей семье должен найтись хотя бы один такой. Подумайте об этом, детектив. Поразмыслите над тем, как важны эти герои для того, чтобы вы могли на них равняться.
Джейн задумалась над этим по пути домой, но первые же личности, пришедшие на ум, были плутоваты и нелепы. Двоюродный брат Риццоли, который пытался доказать, что Санта-Клаус на самом деле может пройти через дымоход, результатом чего стал экстренный демонтаж трубы его матери. Или дядя, который оживил новогоднюю вечеринку фейерверками собственного изготовления и вернулся из больницы без трех пальцев.
Но также были и истории, исполненные достоинства, как рассказ о двоюродной бабушке, которая была монахиней в Африке. Или о другой двоюродной бабушке, которая боролась за пропитание восьмерых детей во времена войны в Италии. Их тоже можно назвать героями, но мирной разновидности. Реальные женщины, которые не переживали ничего похожего на похождения легендарной прародительницы Ирис Фэнг, которая билась двумя саблями и вела солдат в бой. Небылица, звучавшая не более правдоподобно, чем Царь Обезьян Сунь Укун, который защищал невинных и сражался с демонами и морскими чудовищами. Ирис жила именно в таком сказочном мире, где одинокая вдова могла считать себя мастером мечей, в венах которой течет кровь древних воинов. И кто мог обвинить ее в том, что она погружена в подобные фантазии? Ирис умирала от лейкемии. Ее муж и дочь ушли. Одна в своем печальном жилище, со всей этой тоскливой мебелью, мечтала ли она о сражениях и славе? А я бы не мечтала?
Когда она затормозила на светофоре, зазвонил ее мобильный. Не взглянув на номер звонящего, она ответила, и в ухе загремел рассерженный голос.
— Какого черта, Джейн? Почему ты мне не рассказала? — орал ее брат Фрэнки. — Мы не можем позволить ей сделать это.
Она вздохнула.
— Я так понимаю, речь о маминой помолвке?
— Я услышал новости от Майка.
— Я собиралась тебе позвонить, но была слишком занята.
— Она не может выйти замуж за этого парня. Ты должна ее остановить.
— Ты собираешься учить меня, как я должна поступать?
— Ради всего святого, она все еще замужем!
— Ага. За человеком, который бросил ее ради потаскушки.
— Не говори так о папе.
— Ну, он же так и сделал.
— Это еще не конец. Папа вернется домой, вот увидишь. Ему просто надо сначала разобраться с собственным «я».
— Скажи это маме. Увидишь, что она на это ответит.
— Черт возьми, Джейн. Поверить не могу, что ты позволишь этому случиться. Это семья Риццоли. Семьям следует держаться друг за друга. А что мы знаем об этом парне, Корсаке?
— Перестань. Мы оба знаем, что он нормальный.
— Что означает это твое «он нормальный»?
— Он порядочный человек. И хороший коп. — Она замолчала, потрясенная тем, что защищает человека, который не особо пришелся ей по вкусу в роли отчима. Но все, что она сказала о Корсаке, было правдой. Он был порядочным человеком. Мужчиной, на которого можно рассчитывать. Женщинам обычно достаются намного хуже.
— И ты нормально воспринимаешь то, что он кувыркается с мамой? — спросил Фрэнки.
— Тебя же не волнует, что папа кувыркается с Бимбо.
— Это совсем другое. Он парень.
Теперь это разозлило ее.
— А маме кувырки не разрешаются? — выпалила Джейн.
— Она наша мать.
Загорелся зеленый свет. Когда она проезжала перекресток, то произнесла:
— Мама еще не умерла, Фрэнки. Она красивая, веселая и заслуживает еще один шанс на любовь. Вместо того чтобы доставать ее этим, ступай и поговори с папой. В первую очередь, он и является причиной того, что она выходит за Корсака.
— Угу, я поговорю с ним. Вероятно, настало время, чтобы он взял эту ситуацию под контроль. — Фрэнки бросил трубку.
Под контроль? Как раз папина бесконтрольность и привела нас к этому.
Она бросила телефон на сиденье, с ехидством предвкушая, как отреагирует на эти новости отец. Эта злость была еще одним поводом для беспокойства, еще одним шариком к дюжине других, которыми она уже жонглировала.
Телефон зазвонил снова.
Она свернула к обочине, чтобы ответить на звонок.
— У меня нет на это времени, Фрэнки, — отрезала она.
— Что еще за гребаный Фрэнки? — последовал не менее раздражительный ответ. — Послушай, Риццоли, с меня достаточно этого дерьма с «Красным Фениксом» и я хочу, чтобы ты прекратила это. — Сиплый голос, несомненно, принадлежал Кевину Донохью. Как и его восхитительный лексикон.
— Я не знаю, о чем вы говорите, мистер Донохью, — ответила она.
— Сегодня вечером я получил еще одну. На этот раз они засунули ее под дворники. Ты можешь поверить, что они осмелились прикоснуться к моему долбаному автомобилю?